Любовь как чудо - Страница 10

– Если бы я знал…

– А мы с тобой кто? Дрессированные обезьяны? Кривляемся на радость нашим знакомым… Чтобы им было о чем поговорить на своих вечеринках? О паре придурков, которые ничего не могут сделать, как нормальные люди…

– Ну что ты заладила: нормальные, нормальные… Ты никогда не была такой, как все, Триш. И не будешь. Кстати, что такое норма, Триш? Что такое середина? И потом, разве ты не знаешь, что люди, стремящиеся к золотой середине, почему-то всегда угождают в крайность… Мне кажется, это твой случай.

– Может, ты просто перестанешь меня допекать? И опекать заодно. Я уже не маленькая, Пит. Да и маленькой не очень нуждалась в опеке, если ты помнишь…

Пит сдался и налил ей вина. Триш так и не доела свою пасту, но зато выпила всю бутылку. Интересно, алкоголизм она тоже считает нормой? Пит едва пригубил вино и с ужасом смотрел на жену, которая с каждой минутой становилась все пьянее. В этом, правда, были и свои плюсы: по крайней мере, она начала смеяться. Правда, смех был неестественный, с какой-то истерической ноткой. Но Пит радовался даже такому. Потому что уже несколько дней не видел улыбки на лице жены.

Ничего, они приедут домой, и все образуется. Триш смирится с тем, что тетя умерла, и оставит свои дурацкие мысли насчет того, чтобы стать «нормальной». А Пит тем временем встретится с Рупертом и попробует выспросить у друга, как можно выяснить истинную причину тетиной смерти…

Пит ошибался. В Дэкстере ничего не изменилось. Триш по-прежнему держалась замкнуто и слышать ничего не хотела о своих проблемах и попытке их решить. Перемену в ней заметили все их знакомые, а Руперт, друг Пита и Триш со школьной скамьи, пришел в ужас от того, во что превратилась Колючка.

– Это просто паника, Пит… – сказал Руп другу, когда Триш оставила их наедине. – С этим срочно нужно что-то делать. Она на себя не похожа. Какая-то пародия на Триш. А ты не думал сводить ее к психоаналитику?

– Ха, – горестно усмехнулся Пит. – Ты что, не знаешь Триш? Она упряма, как три тысячи ослиц, объевшихся морковью. «Нет у меня никакой депрессии», – передразнил он Триш. – Еще только врача мне не хватало!

– Ну да… – задумчиво согласился Руперт. – Я попробую навести справки о твоей тете и ее знакомых. Благо, связи в нашем городе остались… Не волнуйся, правда от нас не убежит, – ободряюще улыбнулся другу Руп.

После окончания старшей школы Руперт совершил поступок, неожиданный для всех – и для друзей, и для неприятелей. Он подал документы в полицейскую академию и, к огромному удивлению Пита, поступил в нее. Кто знает, может быть, на Руперта так повлияла младшая школа, в которой они с Питом долгое время были изгоями. Пит никогда не расспрашивал об этом Рупа, а сам Руп никак не объяснял свое решение. Окончив академию, Руперт устроился в полицию и начал здорово продвигаться по карьерной лестнице.

Что больше всего нравилось Питу в друге, так это то, что тот совсем не изменился. Остался таким же добродушным увальнем, веселым и надежным, на которого всегда можно было положиться. Пит подозревал, что в глубине души Руп остался маленьким трусишкой, но так прекрасно маскировал свой страх, что теперь никто не мог разглядеть в Руперте Крэйне – толстяке и балагуре – маленького Рупа, который трепетал перед рослыми одноклассниками.

Когда Пит и Триш купили дом в Дэкстере, Руп не смог вынести разлуки с друзьями и вскоре перевелся в их округ. Он все еще не был женат и жил один в симпатичной, но уж очень захламленной квартирке, в самом центре Дэкстера.

– Спасибо, Руп. На тебя вся надежда.

– Было бы за что. Главное, чтобы Триш пришла в себя.

– Кстати, при ней – молчок, – предупредил Пит и, увидев удивление в глазах друга, объяснил: – Не хочу, чтобы ей стало хуже. Я боюсь, сейчас не самое лучше время раскрывать тайны Мадридского двора.

– Согласен, – понимающе кивнул Руп. – И все-таки странно. Вы никогда ничего друг от друга не скрывали.

– Слезь с больной мозоли, – усмехнулся Пит. – Раньше я был женат на Триш. А теперь уже не знаю, кто эта женщина в сером свитере и штанах цвета детской неожиданности, которая заказывает пасту… с морепродуктами. Вдумайся, Руп! Триш и паста с морепродуктами…

– Вот ужас-то, – покачал головой Руперт. – Дела, и правда, хуже некуда. Может, тебе свозить ее куда-нибудь? Твои предки до сих пор на Бали? – Пит кивнул. – Вот и летели бы к ним.

– Триш говорит, у нее много работы. Представь, Руп, теперь она решила работать в офисе редакции. Вспомни, какие битвы были между ней и ее шефом, когда она высказала пожелание работать дома…

– Ничего не понимаю, – вздохнул Руп. – Может, это – переходный возраст?

– В двадцать восемь лет?!

– Может, у телекинетичек переходный возраст как раз в двадцать восемь? – предположил Руперт.

– У кого? – рассмеялся Пит. – У телекинетичек?

– Ну да. А как еще назвать девушек, обладающих способностями к телекинезу?

– Телекинетичек! – не унимался Пит. – Ой, умора!

– Чего смеетесь? – спросила Триш, вернувшаяся в гостиную с подносом в руках. На подносе, в большом фарфоровом супнике, дымилось нечто, приготовленное Триш.

Триш никогда не готовила, потому что не любила и не умела этого делать, и, хотя Пита такое положение дел не очень-то радовало, он мирился с быстро разогретыми покупными обедами, едой из китайского ресторанчика, пиццей на дом и обожаемым Триш «Макдоналдсом».

Хуже пришлось, когда, вернувшись в Дэкстер, его жена вооружилась поваренной книгой и начала черпать из этого бездонного кладезя мудрости какие-то немыслимые рецепты. Может, рецепты были самыми обычными, но то, во что еду превращала Триш, Пит ненавидел каждой клеточкой своего желудка. Есть это было просто невозможно. Пит глядел на округлившего глаза Рупа и сочувствовал другу. Ему только предстоит попробовать блюдо от миссис Макаути…